Из сыгранного, но все еще ценного.
Один из беднейших районов города, еще не носящий имя трущоб, но расположенный очень близко к этому. Имена этих улиц подчеркивают разрыв - Марджин с ее одинаковыми многоэтажками, Лайн, длинная и прямая как тюремный коридор, Эйдж, закольцовывающася сама в себя. Буквально через дорогу начинаются многооконные норы и фабрики, сетчатые ограды, изрезанные граффити стены, лихорадочно-больной неон забегаловок и свалки, полные разрушенных людьми и временем вещей. Трущобы вгрызаются в этот район серым смогом на стенах, узкими аллеями, искусственной травой пыльных клумб и тусклыми фонарями; на лицах здешних людей тусклость и настороженность лежит как вторая татуировка.
Здесь живут беднейшие из свободных граждан: старики, на склоне лет оказавшиеся в одиночестве, младшие клерки с семьями, к пятидесяти годам достигшие пика карьеры, разнорабочие и студенты, не имеющие возможности подняться выше, наркоманы, сломавшие себе жизнь выстрелом в вену, теневые люди, мелкие торговцы и ремесленники, готовые продать свой товар в любые руки, разнорабочие, опустившиеся, просто неудачники.
Этот район имеет две души: одна из них душа обывателей, подчеркивающая каждым штрихом, каждой деталью, любым возможным способом свое отличие - будь то легальная работа, кастовая метка, танцы пристойности вокруг многочисленных правил и желание уйти отсюда любой ценой, - от района трущоб. И вторая, ночная и рваная от внезапно раскалывающего воздух крика или лихорадочно-больного неона: в этой душе, когда районы засыпают и становится очень тихо, можно услышать шум недалеких фабрик, их тяжелое, идущее через асфальт сердцебиение.
Сделай шаг в сторону ярких дорог и дорогих витрин - и зыбкая граница между этим чистилищем и адом, что столь близок, сотрется окончательно.
Обшарпанный двухэтажный дом, сжатый своими соседями до приступа астмы. Ему сто пятьдесят лет, и каждый год оставляет на нем новый слой темной смоговой кожи, так что изначальный цвет, светло-красный цвет полибетонных стен, проглядывает только в редких трещинах там, где лепные украшения второго этажа, изуродованные женские фигуры, обваливаются год за годом. Самая новая деталь, - огромный рекламный таблоид, - уже потерял половину иллюминации и поэтому фраза "Покупайте Астрая Кумо, - избранный знак качества" превращается в бессмысленный набор знаков.
От входа ведет лестница в полуподвал, освещенная единственной тусклой лампочкой; сильный запах моющих средств перебивается здесь только еще более сильным запахом человеческого жилья; многолетнее шарканье впиталось в вечный пластик пола и вторит каждому шагу. Короткая лестница упирается в единственную дверь из обшарпанного металла; на ней, двумя болтами намертво прикручена полистеклянная табличка, гласящая "Вэйд Тавим: изобретения, модификации, ремонт, разрушение. Заказные убийства этажом выше." и строчка привычного мобильного кода.
Короткий тесный коридор, заставленный пустыми бутылками и цепляющимися за рукава кусками металла выводит в помещение, некогда бывшее относительно просторной двухкомнатной квартирой. Кто-то снес все внутренние стены, поставив вместо них огромные стальные брусья от пола до потолка, но это не спасло помещение от заполнившего его хаоса. Разобранные, собранные, полуразобранные механизмы и узлы самых разных размеров и назначения видны куда не бросишь взгляд; самые большие из них вкупе с четырьмя верстаками образуют острова спокойствия, возле которых от двери до уборной вьются несколько дорожек. Все остальное пространство заполнено по пояс кусками металла, пластика, литого стекла толщиной в несколько пальцев, найденных либо на свалках, либо неподалеку; химическая посуда, ящики с землей, куски брезента, батареи странно выглядящих жидкостей и брошенная как попало рабочая одежда заполняют все остальные места и даже на потолке нет спасения, так как некоторые узлы, похожие на бессмысленный набор спиралей и углов, свисают прямо оттуда, ощериваясь в каждого входящего. Высоко расположенные окна не дают освещения, но разнокалиберные светильники, гирляндами ползущие по пестро раскрашенным стенам, вкупе с тремя мощными ультрафиолетовыми лампами озаряют помещение неровным, плывущим, ярким светом. Запах металла, озона и технического масла столь силен, что липнет к коже и ощущается на вкус. За машиной, похожей на полупереваренного тарантула, виден компьютер и принтер; верстак рядом завален самыми разными носителями информации. Холодильник угадывается исключительно по обилию пустых бутылок в окрестности.
Таково обиталище Вэйда Тавима.
Одним словом, берлога.